— У меня? — Дурран обернулся и горько усмехнулся. — В моем-то возрасте? Я уже прожил больше половины отпущенного срока, Карина. Мне поздно учиться новым трюкам.
— Еще один без времени постаревший… — Карина тяжело вздохнула. — Мати было тридцать два, когда его вышибли из армии, больше, чем тебе сейчас, и он тоже сначала думал, что жизнь для него закончилась. А потом он взял да и стал историком. И твердо намерен к семидесяти стать старшим профессором. У нас в Катонии вообще принято доживать до восьмидесяти лет, а то и до девяноста. А ты мой ровесник. У тебя организм потрепан, но ничего особого тяжелого. Я тебе как врач говорю — при правильном отношении к здоровью у тебя есть все шансы дожить минимум до семидесяти. Знаешь, когда мы закончим с Шаем, я всерьез возьмусь за ваше здравоохранение. Глупость какая-то — женщина в сорок лет уже совершенная старуха!
— Да. Когда мы закончим с Шаем… — эхом откликнулся мужчина. — Карина, у нас и в самом деле нет времени. Нам нужно срочно заканчивать с оружием. Мы поговорим потом. После победы.
Если победим, — эхом отдались в сознании Карины его непроизнесенные слова, и она опять почти в панике взглянула на него. Неужели она и в самом деле чувствует его эмоции? Решительно тряхнув головой, она повернулась к куче ящиков и манипуляторами принялась осторожно сбивать с них окаменевшую ткань. Только бы не повредить неосторожным ударом непрочное дерево…
На то, чтобы перенести оружие и патроны в деревню, ушло полтора часа. Шаттах, Дурран и несколько повстанцев, разобравшись в том, как устроены карабины, быстро разбирали их один за другим, протирали от старой смазки, смазывали каким-то местным растительным маслом, прекрасно, по уверению Шаттаха, заменявшим синтетическое оружейное, и собирали снова. После того, как первые винтовки оказалась собраны и испытаны — в первый раз стреляла из каждой Карина, на случай разрыва ствола державшая оружие в максимально вытянутых манипуляторах — один из повстанцев, суровый бородатый мужчина с первой проседью в густой шевелюре принялся обучать добровольцев стрельбе. При всей своей невзрачности и негромкости выстрела трехмиллиметровые пульки насквозь пробивали толстый, в кулачный обхват, пальмовый стол. Несмотря на опасения Дуррана, за прошедшие столетия вещество, из которого патроны состояли, если и выдохлось, то не слишком сильно. Единственной проблемой оказалось то, что стрелять из нового оружия оказалось некому. Деревенские мужчины восприняли идею вооружения с энтузиазмом, однако даже с десяти шагов в деревянный щит со стороной в полсажени попадали один раз из пяти. Занимавшийся снаряжением магазинов Дурран только качал головой, глядя, как они, судорожно вцепившись в цевье одной рукой, дергают спусковую скобу едва ли не всей второй пригоршней.
— Если все дружно выстрелят в одну сторону, то в кого-нибудь да попадут. Хотя бы по теории вероятностей, — прокомментировала процесс Цукка. Не раз видевшая, как муж чистит пистолет, она почти мгновенно ухватила идею устройства карабина и теперь наравне с мужчинами принимала участие в приведении оружия в рабочее состояние. — Но лучше бы Тилос складировал в пещере гранатометы. Из них хотя бы точно целиться не нужно.
— Тогда кто-нибудь обязательно ухватился бы за него наоборот и выстрелил в противоположную сторону, — вздохнул Шаттах, защелкивая ствольную коробку и передергивая затвор. — Нет уж, спасибо. Так, еще один готов. Своим ребятам я дам их в дополнение к их автоматам. На расстоянии — карабины, а автоматы — в ближнем бою. И патронов надо бы…
— Папа! — между домов со всех ног выскочил Матса. — Сан Самаладар приказал передать, что третий секрет заметил конный отряд у Журчащего распадка. Примерно двадцать пять человек. Если не сбавят ход, появятся здесь через час как максимум. А еще он сказал, что отряд Муха на подходе.
— Понял, — кивнул Шаттах, поднимаясь. Он сунул в рот два пальца и громко свистнул. Галдящие мужчины разом затихли и повернулись к нему. Торговец подошел к ополченцам и резко и быстро заговорил.
— Карина, — негромко спросил Дурран, — ты настаиваешь на том, чтобы остаться в деревне? Может, все-таки передумаешь? Шай идет сюда за тобой, а не за кем-то другим. Прошу, укройся в лесном убежище.
— Я не стану прятаться, когда другие умирают за меня. Я остаюсь, — Карина упрямо склонила голову. — Я тоже могу сражаться. И я куда лучше в ближнем бою, чем любой из ваших мужчин.
— Я уже говорил тебе, что в бою ты ничего не значишь, — качнул головой мужчина, откладывая снаряженный магазин. — Ты не умеешь драться не на жизнь, а на смерть. Ты не сможешь нанести смертельный удар.
— Я могу ударить так, чтобы обездвижить, — Карина пожала плечами. — В нервный узел, рукой или манипулятором, неважно. Или просто в лоб прямым засадить. Дурран, я не намереваюсь разыгрывать из себя героиню и идти грудью на пули. И ударить врага в спину не постесняюсь. Да, я не боец. Но пойми — я единственная, кто сможет противостоять Шаю. Даже если вы убьете всех, кто придет с ним, он убьет всех вас.
— Погоди, Кара… — встрепенулась притихшая было Цукка. — Мати говорит, что они где-то рядом. Они пускают ракету!
Она вскочила на ноги и принялась напряженно вглядываться на юго-восток. Карина невольно повернулась туда же — и несколько секунд спустя увидела, как вдалеке в воздух обманчиво-неторопливо на острие расширяющегося дымного следа взлетает крошечный малиновый шарик.
— Есть! — Цукка сжала кулаки. — Шаху! Наши рядом! Давай ответную ракету! — Она замолкла, уставилась в землю и зашевелила губами.