Благодаря деятельной работе по соседству они также стали свидетелями применения местных строительных технологий. Постоянно теплый тропический климат с минимальными сезонными колебаниями температуры позволял не задумываться о теплоизолированных помещениях. Дома играли роль, скорее, больших закрытых навесов от дождя и солнца, да еще позволяли в какой-то степени защищаться от летучих насекомых. Стены их формировались из полувбитых-полувкопанных в землю кольев растения, своими полыми коленчатыми стволами и длинными зелеными листьями чрезвычайно напоминающего катонийский тикурин, но отличающегося от него темной, почти коричневой окраской ствола. Колья для устойчивости переплетались тонкими лианами, после высыхания приобретавшими прочность почти что плетеной веревки. Фактически стены дома, формировавшие не столько классический прямоугольник, сколько нечто вроде бесформенного круга, представляли собой один большой монолитный деревянный щит. Такой способ позволял дому оставаться устойчивым даже тогда, когда оказавшиеся под землей части постройки сгнивали окончательно. Колья устанавливали мужчины, переплетением занимались женщины, а дети шныряли по окрестным джунглям, срезая и подтаскивая лианы и стволы. Каркас крыши формировали из жердей потоньше, связывая жерди все той же лианой, и закрывали сверху полупрозрачными листьями сетчатой пальмы — большими полупрозрачными зеленоватыми полотнами, пропускавшими достаточно света, чтобы обходиться без окон. По краям листья хитро защемлялись элементами каркаса, чтобы не колыхались от ветра. Те же листья использовались в качестве занавесей на дверном проеме, в котором притолока одновременно служила и опорой для каркаса крыши. Противоположную от входа стену на половину высоты обмазывали несколькими слоями глины, на некотором отдалении от нее обкладывали камнями очаг, на границе глиняной полосы над которым устраивали ловушку для дыма, выводящую его через несколько проковырянных в стене отверстий. Наконец, в одном из углов устраивали маленький жертвенник для духов — дощечку, на которую ставили скорлупку с молоком или пивом, клали орешки или иные плод. Иногда на жертвеннике зажигали лучины из непонятно какой древесины, медленно тлеющей и дающей резкий, но довольно приятный запах. Таким, впрочем, баловались очень немногие: похоже, ароматная лучина ценилась довольно дорого.
На сем процесс строительства завершался — оставалось лишь сделать внутри лежанки, скамьи, а также установить сундуки и большие плетеные корзины. Десяток взрослых мужчин при поддержке пяти-шести женщин и нескольких ребятишек возводили такое строение за полдня. Теперь Карина понимала, почему местные жители не особо расстроились гибелью своих домов. В конце концов, мертвое дерево в здешнем сыром климате, вероятно, гнило быстро, и вряд ли им приходилось полностью переделывать свою жилище реже, чем раз в два-три года. Старый дом, который им с Цуккой выделила деревня, стоял без присмотра относительно недолго, но уже выказывал признаки дряхлости: жерди у основания почти сгнили, стены дрожали при неловких толчках рукой, а старая деревянная лежанка при резких движениях начинала угрожающе потрескивать.
Помимо болящих и страждущих на Карину с Цуккой мало кто специально обращал внимание. Зашел пару раз господин Шаттах, занес несколько настоящих фаянсовых тарелок, пусть и грубых, но глазированных, а также пару эмалированных кастрюлек и настоящие ножи и вилки. Заглядывал староста. Господин Мамай выглядел явно довольным тем, как идет процесс восстановления и роста его деревни, и Карина с облегчением использовала его появление как повод, чтобы обсудить вопросы оплаты за свою работу. Им вчетвером, если считать Тамшу и Тэйсэй, совсем не требовались такие запасы фруктов, яиц, пресных лепешек, вяленого мяса и речной рыбы, которые им нанесли визитеры, а вот жителям бывшей Камбы еда вряд ли помешала бы. В джунглях хватало съедобных фруктов, но ходить за ними приходилось далеко от деревни, да и чисто фруктовая диета явно казалась недостаточной для взрослых людей. Поэтому она с согласия Цукки отдала большую часть еды в фонд помощи пострадавшим, условившись, что потом, когда все опять наладится, деревня как-нибудь с ними рассчитается. Пока же община должна снабжать ее необходимыми принадлежностями — как минимум бинтами или заменяющей их материей грубого местного тканья. Карина постаралась отогнать и поглубже запрятать мысль, что никакого «потом» у них нет. Пусть. Даже если они погибнут, она успеет сделать хоть что-то полезное для людей, никогда в жизни не встречавших профессионального врача.
Несколько раз в «клинику» заходил Панариши. Шаман молча сидел у занавески на корточках, внимательно наблюдая за тем, что делает Карина — по крайней мере, за тем, что оставалось заметным невооруженному человеческому взгляду. Однако к вечеру второго дня он, дождавшись, когда Карина выпроводит очередного пациента, вышел наружу и резко произнес несколько фраз на местном языке — кажется, он назывался «кленг». Выглянувшая вслед за ним Карина увидела, как небольшая группка оставшихся пациентов, отмеренных на сегодня Цуккой — по большей части женщин — без возражений поднялась со скамеек и пошагала по своим делам. Затем Панариши отвел их с Цуккой и увязавшейся Тэйсэй в лес и, пока вечерние сумерки не сгустились полностью, показывал местные целебные травы, объясняя их действие. Среди них оказались ценные растения, обладающие обезболивающим, снотворным, успокаивающим, дезинфицирующим и прочим полезным воздействием. Кое-какие, помогавшие против яда местных змей и опасных насекомых, Карина даже не стала запоминать, решив переспросить потом. После того, как разглядеть что-то глазами оказалось совсем невозможным, она осталась в лесу, чтобы пособирать некоторые травки в соответствии с оставленными Панариши образцами. С ее сканером, допускающим программирование на поиск объекта по образцу, такое казалось совсем просто даже во мгле. Час спустя она вернулась в свою хижину с несколькими большими связками травы, которые Тамша и Тэйсэй тут же принялись развешивать по стенам на просушку. В качестве веревок использовалась все та же тонкая лиана.